Милые кости - Страница 59


К оглавлению

59

Мне было видно, какими глазами мать Рэя провожает куртку с капюшоном, глухой ворот джемпера, мешковатый комбинезон. «Для начала и эта сойдет», — подумала Руана.

Рут ходила с матерью в магазин и там, среди бумажных тарелок и пластмассовых вилок-ложек, увидела свечи. Еще в школе она сообразила, какая сегодня дата, а позднее перебрала в памяти все, что успела сделать за день: повалялась в постели, почитала «Под стеклянным колпаком», помогла прибрать в сарае, который отец упрямо называл бытовкой, а она — «Парнасом», прошвырнулась с матерью по магазинам. Однако ни одно из этих занятий не могло считаться данью моей памяти, и она решила исправить такое положение.

Купив эти свечи, она тут же решила отправиться к Рэю и позвать его с собой. Из-за утренних встреч на стадионе вся школа дразнила их женихом и невестой, причем совершенно не по делу. Рут могла рисовать сколько угодно обнаженных женщин, повязывать голову шарфиком, писать статьи о Дженис Джоплин, громко протестовать против унижающего женщину бритья ног и подмышек, — в глазах одноклассников из «Фэрфакса» она оставалась придурочной девчонкой, которую застукали, когда она ЦЕ-ЛО-ВА-ЛАСЬ с придурочным мальчишкой.

Никто бы не поверил (а они сами, естественно, помалкивали), что это был их совместный эксперимент. До этого Рэй целовался только со мной, а Рут — и вовсе ни с кем и никогда, поэтому они сговорились порадоваться и посмотреть, что получится.

— Никакого кайфа, — сказала тогда Рут.

Они лежали посреди вороха кленовых листьев, за учительской парковкой.

— Это точно, — вздохнул Рэй.

— А с Сюзи ты что-нибудь чувствовал?

— Конечно.

— И что же?

— Что хочу еще. Мне даже по ночам снилось, как мы с ней целуемся. Я все собирался спросить, бывает ли у нее такое желание.

— А секс?

— Честно говоря, так далеко я не заходил, — ответил Рэй. — Теперь вот целуюсь с тобой, но это не то.

— Надо еще разок попробовать, — предложила Рут. — Я не против, если, конечно, ты не станешь трепаться.

— Я думал, ты предпочитаешь девочек, — признался Рэй.

— Давай договоримся, — сказала Рут. — Ты будешь думать, что я — Сюзи, а я притворюсь, что это правда.

— Ну, ты совсем повернутая, — усмехнулся Рэй.

— Не хочешь? — Рут сжалась.

— Дай-ка посмотреть твои картинки.

— Может, я и повернутая, — Рут достала из сумки альбом с голыми женщинами, которых передрала из «Плейбоя», увеличив или уменьшив некоторые части тела, добавив волосы и складочки туда, где они были подретушированы, — но, по крайней мере, не тащусь от нарисованных телок.

Когда Рут остановилась в дверях, Рэй под музыку скакал по комнате. Он едва не потерял очки, которые в школе старался не носить — отец раскошелился только на самые дешевые, толстые, в уродской оправе. На нем были мешковатые джинсы, все в пятнах, и футболка, в которой — как Рут догадывалась, а я знала наверняка — он спал.

Завидев ее на пороге, да еще с пакетом из магазина, он остановился как вкопанный. Рука тотчас сдернула очки: не зная, куда их девать, он помахал ими в воздухе и выдавил «привет».

— Может, сделаешь потише? — прокричала Рут.

— Легко!

Когда грохот прекратился, у нее еще секунду звенело в ушах, и в эту секунду она успела заметить, как Рэй стрельнул глазами.

Он стоял у противоположной стены, их разделяла незастеленная кровать со скомканными простынями, а над кроватью висел мой портрет, который Рут нарисовала по памяти.

— Ты его повесил у себя, — отметила Рут.

— Бесподобный рисунок.

— Только ты да я, больше так никто не думает.

— Моей маме он тоже нравится.

— Она страшно зажата, Рэй, — сказала Рут, снимая с плеча сумку. — Потому и ты такой психованный.

— Что в пакете?

— Свечи, — ответила Рут. — Купила в магазине. Сегодня ведь шестое декабря.

— Знаю.

— Вот я и подумала: надо пойти в поле и зажечь свечи. В знак прощания.

— Сколько можно прощаться?

— Никто тебя не заставляет, — сказала Рут. — Пойду одна.

— Нет, — возразил Рэй, — я с тобой.

Рут, как была, в куртке, села на постель, пока Рэй переодевал футболку. Она разглядывала его со спины: щуплый, но бицепсы вроде бы на месте; цвет кожи — как у матери, только еще привлекательнее.

— Можем немножко поцеловаться, если хочешь.

Ухмыляясь, он повернулся к ней лицом. Эти эксперименты начинали ему нравиться. Он больше не представлял меня на месте Рут, хотя и не решался ей об этом сказать.

Ему нравилось, что она последними словами ругает ненавистную школу. Нравилось, что она зрит в корень и делает вид, будто ей не важно, что его отец — доктор (хотя и не врач, добавляла она), а ее отец собирает старье по заброшенным домам; что у Сингхов прекрасная библиотека, а она о таком и мечтать не могла.

Он присел рядом с ней на кровать.

— Не хочешь снять куртку?

Она не возражала.

Так и случилось, что в годовщину моей смерти Рэй повалил Рут на кровать, они начали целоваться, и в какой-то момент она поймала его взгляд.

— Черт, — вырвалось у нее, — а ведь это — кайф.

Ступив на кромку поля, Рэй и Рут замолчали, и он взял ее за руку. Она не знала, почему он так сделал: то ли потому, что оба представляли, как я умирала, то ли потому, что она ему нравилась. У нее в голове поднялся ураган, который развеял былую проницательность.

Очень скоро она увидела, что была не единственной, кто в тот день вспомнил обо мне. Спиной к ней в поле стояли Хэл и Сэмюел Хеклеры. Их руки, засунутые в карманы, были сжаты в кулаки. На земле Рут заметила желтые нарциссы.

59